От автора.

Недавно я закончил повесть "Почитай отца твоего…". По собственному ощущению и по отзывам друзей и товарищей, которым доверяю и мнением которых дорожу, повесть удалась. Впрочем, время покажет (в том случае, если её жизни уготовано хотя бы какое-нибудь время).

Последний этап работы над пухлой и рыхлой повестью заключался в выдавливании из неё всего того, что делало её пухлой и рыхлой. Приходилось отсекать целые главы, страницы, сюжеты – не потому что они не нравились, а именно потому, что из-за них повесть становилась тем, чем она стала.

Однако, вымарывая, я сохранял выкинутое – на всякий случай, авось пригодится! А теперь я собираю эти "выкидыши". Вот некоторые из них.

БАБУШКА ГИТА

"Нам нет преград / Ни в море, ни на суше, / Нам не страшны / Ни льды, ни облака", – пели мы во дни отсутствия сомнений и тягостных раздумий о судьбах нашей тогдашней родины.

Но что такое льды и облака по сравнению с преградами, возведёнными самими евреями перед собой! Начиная с восьмого дня жизни ("семь раз отмерь, один раз отрежь!") и до последнего вздоха, существование еврея отяжелено такими непосильными ношами, что льды и облака кажутся ему даром небесным!

Тем не менее, ноши эти еврей, если в его груди бьётся еврейское сердце, а душа устремлена к Богу, благословляет и благодарит Всевышнего за то, что обременил его ими. Вот какой непостижимый народец оказался Богоизбранным!

И должно же было случиться, что именно я оказался принадлежащим к этому народу. И – не ропщу…

Но – "вернёмся к нашим абрамам", как говаривала бабушка Гита, внук которой, Исай Печатников, был в юности моим другом. (Исай умер совсем молодым – на операционном столе. Рак головного мозга…)

Если уж пришлось к слову, не откажу себе в удовольствии рассказать об Исайкиной бабушке Гите. Она была необыкновенно добра, как многие еврейские (и нееврейские тоже) бабушки. Маленькая, почти кругленькая, тугоухая (вероятно, от старости, молодой я её не знал), она картавила, шепелявила и делала ещё всякие фонетические несуразицы, названий которым я не знаю. Все пословицы и поговорки (а помнила она их несметное количество) она не то чтобы перевирала, она выговаривала их по-своему, потому что, в силу своих дефектов, так слышала. "Всё на свете трын-трамвай", – вздыхала она. Возмущалась: "У тебя ум в заразу заходит!" Была убеждена, что "не так страшен чёрт, как его малютки". Внуку своему, влюблённому в русскую девушку Аллу, на которой потом и женился и с которой детей нарожал, ласково внушала: "Что у тебя, на ней свет с длинным сошёлся?" О нечестных друзьях-приятелях говорила когда как: то – "Рука руку мóрит", то – "Рука руку мóлит". А коммунизм был для бабушки Гиты "советская власть плюс электрофикция всей страны". Удивляюсь, как на неё не стукнули…

И ГРУСТНО, И СМЕШНО

…Когда говорят о Риме, Венеции, Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Санкт-Петербурге, совсем необязательно уточнять, кто из знаменитых людей ходил по улицам этих городов или какие театры, музеи, памятники и развалины составляют их величие. Достаточно произнести – вслух или мысленно – название…

С началом в СССР перестройки на Израиль обрушились водопады, снежные лавины, половодья гастролёров, писателей, различных визитёров – частных и уполномоченных, среди них было много евреев, в которых вдруг заговорило чувство национальной гордости за нашу страну, её армию и народ (звучит пафосно, но так было – эйфория!..).

Помню приезд Игоря Кваши и Валентина Гафта. Счастливые, они со сцены Беэр-Шевской консерватории говорили нам, зрителям и слушателям и, безусловно, их давним и верным почитателям, искренние слова любви, они лучились счастьем.

– У нас большая радость, – сказал Валентин Гафт. – Завтра наконец-то нам предстоит впервые ступить на землю Иерусалима, города, в котором живёт великий Губерман.

Это было бы забавно, если бы не было сказано с таким душевным подъёмом.

Тем же вечером я позвонил Миронычу в Иерусалим и пересказал произнесённое народным артистом Гафтом – прилюдно со сцены. Мы вместе с Игорем посмеялись – слава Богу, Губерман чувством юмора не обделён, иначе пришлось бы всерьёз загрустить.

Иногда мне доводится читать рекламные листы и проспекты – о моём городе, о Беэр-Шеве. Библейское очень древнее поселение, название которого связано с именами патриархов Авраама и Исаака, у исторического колодца был впервые в истории заключён договор о дружбе и ненападении между праотцем Авраамом и местным царьком Авимелехом (а в наши дни – между премьером Менахемом Бегиным и президентом Анваром Саддатом)! Древняя Вирсавия стояла и стоит на перекрёстке караванных, шоссейных и воздушных путей, они вдоль и поперёк опоясывали и опоясывают просторы Ближнего Востока.

А проспекты тиражируют одно и то же: местные достопримечательности – окружная больница "Сорока", университет, городской театр, камерный оркестр, музыкальная школа, технологический колледж… – суета сует нашего прагматичного времени. Это после Авраама и Исаака, после того, как царь Авимелех влюбился в красавицу Сарру, жену патриарха, и так разгневал Бога, что чуть не погубил свой народ. Как мы измельчали за последние три-четыре тысячи лет!

И СМЕШНО, И ГРУСТНО

Был, кстати, такой забавный случай. Несколько лет назад позвонила мне откуда-то из центра страны некая литературная дама. Назвала себя, но имени её я не запомнил.

– Мне сказали, что вы можете устроить литературный вечер, чтобы я приехала к вам, почитала беэр-шевцам что-нибудь из собственной классики, книжечки попродавала… Это так?

– Не совсем. А вы пишете?

– Да, – в её голосе зазвенели нотки некоторого звёздного высокомерия. – Я пишу. Меня даже в нашей многотиражке печатали, все читали и хвалили.

– Откуда вы приехали?

– Из Киева. Я коренная киевлянка.

– Мы с вами почти земляки.

По словам моих родителей, между Казатином и Киевом километров сто по железной дороге.

– О! Вы тоже киевлянин?

– Я родился в Казатине.

В телефонной трубке воцарилось молчание. Мне показалось, что оно слишком затянулось, но я не желал первым нарушить его.

– И вы хотите сказать, – медленно, раздельно произнесла просительница, – что там… у себя в Беэр-Шеве… вы ходите в больших интеллектуалах?

Я положил трубку.

ПЕРВАЯ ЛЕКЦИЯ ХЕМЫ КРАКОВСКОГО

По прибытии в Беэр-Шеву я стал знакомиться с немногочисленной местной русской колонией, обосновавшейся здесь в пятидесятые годы, в основном – евреи, прибывшие сюда после Второй мировой войны из Польши или через Польшу.

Среди них был преподаватель технологического колледжа Нехемия Краковский, Хема.

С вступлением нацистских войск в Польшу ему удалось бежать из родного города, добраться до советской границы, где его, мальчишку, подобрали и сохранили ему жизнь. Поселили его в Куйбышеве. Учился. Служил в армии. Женился. Закончил ВУЗ. Защитил диссертацию. Вернулся в Польшу, а оттуда Гомулка то ли вытолкал, то ли выпустил его в Израиль.

Здесь он стал одним из первых учителей физики. Языка ещё не знал, то есть не знал иврита, а языками владел – несколькими: идишем, русским, польским, английским, немецким. Но преподавать следовало на иврите.

– Темой моей первой лекции были зоны Френеля. Ну, Френель – имя, он на всех языках Френель. А зона… Чёрт её знает, как "зóна" на иврите. Подвело меня знание языков: по-английски – "Zone", по-немецки "die Zone", по-русски "зона" и по-польски так же. Ну, я и повторяю: "зона Френеля", "зона Френеля " – и не понимаю, почему студенты смеются.

А всё очень просто: "зонá" на иврите – блядь. О каких блядях Френеля говорил новый лектор, что у него на уме?

ГОЛОС ИЗ ПУБЛИКИ

Мы с Викой очень рано отдали новорожденную Рахельку в группу для младенцев частного садика совсем недалеко от дома. По нашим прежним понятиям это просто-напросто были ясли, группа небольшая, воспитательница, несколько нянечек – всё должно было состояться. Тем не менее, ребёнок так часто и много болел, что мы решили подержать дочь некоторое время дома. Вика объявила конкурс, и к нам потянулись кандидатки в нянечки.

Время показало, что Вика оказалась прозорливой мамашей: она, не знаю уж, по каким признакам, выбрала действительно прекрасную няню для нашего чада.

Звали претендентку Helena, она кое-как изъяснялась на иврите, родным её языком был испанский. Лена, как мы стали её называть, недавно приехала из Аргентины. Её родители переселились в Южную Америку из Англии, родители родителей попали в Альбион, естественно, из Российской империи. А встретились мы в Израиле, в Беэр-Шеве. Круг замкнулся.

На прежней родине Лена преподавала сальфеджио, а тут решила попробовать себя в роли нянечки.

Исполнительная, чистоплотная, преданная, добрая… – ну, что ещё сказать о ней? Благодаря Лене Рахелька с малолетства, кроме иврита и русского языка, освоила ещё и испанский.

Лена кормила и купала ребёнка, они подолгу гуляли, находили время и на музыкальные занятия. Лена подарила Рахельке маленькое игрушечное электропианино с клавиатурой в одну октаву, к игрушке прилагались ноты детских песенок. Иногда включали телевизор и смотрели детские передачи. Если исполняемая песенка Лене нравилась, она хлопала в ладоши и кричала:

– Браво!

Естественно, тому же научилась и Рахелька.

Эта преамбула понадобилась мне для того, чтобы стала понятна история, которую я намереваюсь тут рассказать.

В 2002 году Вика решила провести Судный день в каком-нибудь поселении на… на – освобождённой? оккупированной? возращённой? – словом, на "территории".

Наш друг Володя Фрайман договорился со знакомыми в поселении Отниэль (в котором через некоторое время террористы устроили жестокое побоище…), за нами приехал глава семьи на минибусе, и мы поехали.

Наш водитель и глава семьи, принимавшей нас, марроканский раввин-поселенец, усадил Вику и меня у окон, у правого и левого, между нами разместилась двухлетняя Рахелька – мы служили для неё живым щитом от возможной пули, ведь снаружи расстилалась библейская земля – враждебная нам «Палестина» (в моём детстве в устах моих родителей слова «Палестина» и «Эрец Исраэль» были синонимами, никаких «палестинцев» в нынешнем понимании названия придуманного кем-то народа не существовало).

В доме Моше нас приняли, как родных. Собственных детей, мал мала меньше, было десять. Беременная раббанит управлялась со своим животом умело и споро, чувствовался опыт. Она принадлежала известной религиозной ашкеназийской семье, её дед, рав Мелькиор, был главным раввином Дании во время нацистской оккупации и лично нашивал на рукав короля жёлтую шестиконечную звезду, когда тот в знак солидарности со своими подданными-евреями решил выйти на улицу в назначенный час, получивший впоследствии название «час Короля».

Бóльшую часть дня мы провели в синагоге, вернее, в синагогах, потому что хотелось побывать и в сефардской, и в ашкеназийской. Исход Судного дня мы встретили в синагоге, в которой проводил молитву принявший нас рав Моше. Рахель была с нами.

Наша дочь достойно вела себя, с любопытством смотрела по сторонам, слушала песнопения, кое в чём пыталась подражать молящимся.

Молитва закончилась, и затрубили в рог. Затрубил Моше, за ним в разных местах синагоги последовали ещё и ещё бородатые евреи.

Когда отзвучал последний трубный звук, в наступившей тишине раздался детский голосок. Я не сразу осознал, чтó произошло. От неожиданности онемели все молящиеся. Моя маленькая Рахель, усвоившая уроки своей очаровательной няни, радостно захлопала в ладоши и в полный голосок закричала:

– Браво!

Тот Судный день в поселении Отниэль закончился радостным смехом.

ПИТЕРСКИЕ ЗАРИСОВКИ

В августе 2004 года мы с Викой сделали друг другу по подарку. Вика давно рвалась в Питер – навестить маму, а я зарёкся: не ступлю на российскую землю НИКОГДА, слишком воротило меня от воспоминаний о тридцатипятилетнем там проживании (правда, связано это было больше с режимом, чем со страной, но мне не верилось, что … – ну, и так далее); я же, побывав однажды в командировке в Эстонии (1964), влюбился в эту страну, в её природу, архитектуру, стиль жизни и в её народ.

И вот – неожиданно и для жены, и для самого себя – я сказал Вике "поехали" и махнул рукой. Вот тогда-то Вика поразила меня встречным "поехали":

– Сначала побываем в Таллинне, а уж оттуда паромом в Питер.

– ?

– Ты же мечтал побывать в Эстонии…

– !

– Усвой два принципа: никогда не говори "никогда" и – "все мечты сбываются, товарищ!"

Я понял: человек человеку друг, товрищ и брат, особенно – если человек человеку любимый муж или любимая жена.

О той нашей поездке можно рассказывать много и интересно, потому что Вика оказалась в Эстонии впервые, а я в Питере тоже, можно сказать, впервые, потому что двухдневное пребывание в северной российской столице в 1964 году, по пути в Таллинн, не в счёт – что такое два дня в Ленинграде-Петербурге?

Что уж говорить о маленькой Рахели (в самом конце нашего гощения у Викиной мамы, в последний день, 7 сентября, нашей дочери исполнилось 4 года). Сколько впечатлений!

Помня свой предыдущий визит в родной город в 1993 году, в самый разгул антисемитской «Памяти», Вика попросила:

– Разговариваем только по-русски, никаких упоминаний Израиля, пожалуйста…

Сказано – сделано.

30 августа мы оказались на Невском проспекте. На пешеходном переходе дочь затерялась среди прохожих, я испугался и громко позвал:

– Рахель! Рахель!

Дочь тут же вынырнула из толпы, а я вдруг увидел, как Вика в страхе сжалась и втянула голову в плечи. Я посмотрел по сторонам.

Чуть-чуть позади нас, слева шли двое – лет тридцати пяти-сорока с совершенно испитыми лицами. Услышав мой зов, они взглянули на нас, и один другому сказал вполголоса:

– Люди со Святой земли.

И оба, приговаривая «Спаси вас, Господь», стали истово осенять нас крестными знамениями. Лица и глаза их просветлели.

Такая реакция поразила, обрадовала и умилила нас.

Как только мы пересекли Невский проспект, как сразу попали в облаву. Несколько ряженых вылавливали родителей с детишками примерно семи-восьми лет и собирали их в "резервацию", устроенную тут же на тротуаре.

Заиграла музыка, одна клоунесса поднялась на импровизированную сцену и стала раззадоривать детишек, петь, прыгать, а её товарки сцепили детей за рукчи, образовали круг, началось веселье – как мы поняли, приуроченное к началу учебного года.

Я вскинул камеру и заснял клип. Вот он, Рахель вторая справа, самая маленькая. Щёлкаю клавишей, запускаю и смотрю, как дочь самозабвенно прыгает и хлопает в ладоши, и душа моя празднует.

– Дети, кто может прочитать стишок? – спросила клоунесса.

Потянулись вверх ручки.

Детишки рассказывали – кто-то про «Зайку бросила хозяйка», кто-то «Идёт бычок, качается». Дошла очередь до Рахели.

– «Жили были старик со старухой у самого синего моря», – размеренно начала наша дочь сказку Пушкина. И – пошло-поехало.

– «Дурачина ты, простофиля! – уперев руки в боки имитировала она грозную старуху. – Не мог попросить выкупа с рыбки!»

Когда сказка закончилась, восторженная и удивлённая ведущая спросила:

– Девочка, в каком классе ты учишься?

– Я не учусь, – ответила девочка, – я хожу в садик.

– В какой же садик ты ходишь?

– В "Дардасим", – невозмутимо ответила девочка. Слово "дардасим" на иврите – это сказочные гномы.

– Что это за садик такой? Где он находится? – спросила клоунесса.

– В Беэр-Шеве, – последовал ответ. – Мы приехали из Израиля.

Моего ребёнка заобнимали, затискали, задарили подарками.

А потом, у ограды Летнего сада, портрет Рахельки рисовал питерский художник Александр Сидоров. Рахелька терпеливо позировала, а художник Сидоров терпеливо рисовал.

День 2 сентября мы провели на Васильевском острове – гуляли, катались верхом на белой лошадке, а под вечер надо было возвращаться домой.

Вика вышла к обочине шоссе и подняла руку. Тут же остановился частный автомобиль, Вика позвала нас, быстро сторговалась с водителем на 150 рублей, и мы поехали.

Я обратил внимание на висевший перед ветровым стеклом машины большой крест, весь приборный щит был обклеен изображениями Марии с младенцем, распятиями, ликами святых. Я показал это Вике, она молча кивнула.

Вдруг с заднего сиденья раздался голосок:

– Папа, а правда, что у нас в Израиле… – окончания фразы я не помню, вернее всего я его даже не услышал. Сердце оглушительно и часто заколотилось, казалось – вот-вот оно разорвёт барабанные перепонки.

Когда мы подъехали к дому, Вика вышла из машины, обогнула её спереди и подошла к дверце водителя, чтобы расплатиться. Он решительно завертел головой:

– Что вы, что вы, я не могу.

– Что – не можете? – удивилась Вика.

– Я не могу взять у вас плату.

– Как это не можете? – настойчиво протягивала деньги Вика. – Ведь мы с вами договорились!

– Я не могу, – стоял тот на своём. – Ведь вы приехали из Святой земли…

– Пусть у вас будет мир, – сказал напоследок водитель. – Мир вам.

Вернуться к ОГЛАВЛЕНИЮ